Хранитель Алатау

27.11.2025 19:06

Сергей СТРЕБКОВ работает там, где у некоторых начинается горная болезнь. Его рабочий “кабинет” — две тысячи гектаров леса на крутых склонах. Их нужно проходить ежедневно. На отрогах ветер играет в верхушках елей и сосен, которые он посадил лет 40 назад. Опекает теков, маралов, косуль, бережет тропы от хищников. Чаще от двуногих. Из-за них пережил главную трагедию в жизни — потерял сына. Чтобы не плодились браконьеры, не уходит на пенсию. Сергею Ивановичу уже 70, и горы давно стали его жизнью и судьбой.

Змеится каменная дорога в Каскеленское ущелье. Все ближе бурлит река, синеют на склонах вековые ели. Это угодья и зона ответственности инспектора Иле-Алатауского государственного национального парка Сергея Стребкова, легендарного Иваныча. Его тут знают все: егери, чабаны, пограничники, местные. Здесь уже кусает морозом ветер, но инспектор встречает нас в лёгкой спецовке.

Смеясь, выдержит ли, прилаживает на спину нашего фотокорреспондента рюкзак с солью и зовет в горы. Наша задача — снять показания с фотоловушек и наполнить кормушки лакомством для местных рогатых — солью. Устанавливать лесные селфи-машины нужно хитро, чтобы не сломали любопытные звери и не свистнули двуногие. Проверяем записи — косули приходят на соль целыми группами и парочками. Егерь одобрительно кивает: восстанавливается популяция.

Но есть проблема: в нацпарке пасется скот, не все хозяева добросовестно прививают коров, лошадей, баранов. От них заражаются дикие животные. Им прививки точно не поставишь. Научный отдел нацпарка сейчас как раз прорабатывает добавки, которые будут защищать иммунитет диких животных.

Через бурную Каскеленку ведёт хлипкий мостик. Егерь отмечает: каждый год забирает река человеческую жизнь. Он и сам тонул в ней дважды, сверзился даже с конем — тот ещё сверху придавил седока. А здесь, у молодой яблони Сиверса, встретился с медведицей с детенышем — чтобы полакомиться, косолапая мать обломала веточки.

Поднимаемся вверх по отвесным склонам. Причитаю, что вниз придётся спускаться на пятой точке. Но Сергей Иванович убеждает: несмотря на то что прошли уже прилично, мы пока у него “во дворе”. Если не провалим тестирование, двинемся дальше.

- Под ноги смотрите, — предупреждает.

А там крошка-елка, совсем ещё веточка. И ещё куча таких малышей. Им, на минуточку, уже 10 лет! Медленно растут лесные красавицы. А сколько мороки егерям: добыть шишки, проморозить и потом прорастить зерна, на специальной площадке вырастить молодняк. Потом пересадить в лес и оберегать десятилетиями. План — шесть гектаров посадок в год, поэтому к седлу мотоцикла у егеря всегда привязана лопата.

***

Сергей Стребков здесь, на посту, без попыток сбежать к цивилизации уже почти полвека. На глазах менялась страна, законы, отношение к природе. И все эти годы с ним нержавеющая школьная любовь. Хохотушка Галина дождалась его из армии, оставила карьеру бухгалтера и с двумя сыновьями-погодками отправилась в лес. Суровый быт с грудничками: без водопровода и канализации, без электричества, с печью на дровах. Трудно и порой голодно было — здесь, на двух тысячах метров над уровнем моря, и огород не разобьешь толком, только корнеплоды родятся. Но хозяйка даже помидоры умудрялась вырастить — дозревали в валенках. А ещё есть хищники, которых утром можно было встретить, выйдя за порог. Медведи к дому приходили, кабаны — они вообще одни из самых опасных.

- Недавно киношники в окрестностях снимали фильм. Быт XV века обустроили, сараюх понастроили, скотину завезли. А ночью кабаны напали на припасы корма — разнесли им все сараи. Ни света, ни шума не побоялись, — вспоминает егерь.

Бывало, оставшихся без матери волчат, рысенка домой приносил, выхаживал, дети с ними росли.

- Но хищник есть хищник. Волк ел с собакой из одной миски, спали, прижавшись друг к другу, в мороз. А когда вырос, то, играя, не рассчитал силу и разорвал пса. Всех диких, как подрастут, отправляли в лес, — рассказывает хозяин. — Но нет страшнее зверя, чем человек. Браконьеры были всегда. Однажды и в меня стреляли — картечь у лица пролетела, чудом живой остался. И сейчас стычки с ними нередки. В егери идёт много ребят из органов. Они признаются, что за все годы службы не стреляли в бандитов ни разу, а тут частенько приходится жизнью рисковать.

Мы стоим у дома, где сейчас живут супруги: уютно, внуки сюда приезжают, старший сын, который тоже связал свою жизнь с лесом. Чуть поодаль — дом с номером на крыше, с выбитым в окне стеклом. Здесь случилась трагедия, от которой семья не оправилась до сих пор. Младший сын Сергея Ивановича Ваня погиб от пули браконьера.

- Мальчишка был тренированный, горный. Однажды с конем упал со склона — и ни царапинки, я в нём уверен был. Браконьеры взломали дом — окно разбили, кошку застрелили. Сын с другом тогда оказались на кордоне одни — жить здесь в то время было необязательно. Они поднялись дом проверить и попали как раз после взлома. Сели на мотоциклы и поехали в лесхоз: “Дядька, так и так”. Мужика того я знал. Он их послушал и домой пошел. Нет бы собрать лесников или пацана расспросить, придержать — минута тогда жизни стоила! Но он развернулся и зашел в дом. Мальчишки поехали вниз — там на дороге и встретили орудовавшего в доме. Он узнал мотоцикл, начал стрелять. Ванька упал и другу крикнул: “Беги!” А бандит сына добил и друга хотел — пули в асфальте остались. Вчера Ване исполнилось бы 45 лет… — замолкает Сергей Иванович.

***

В работе егеря нет места сантиментам: если не регулировать популяцию хищников, они истребят всех животных в округе, доберутся и до людей. Сергея Ивановича знают как первоклассного волчатника. Стребков научился мастерски изображать волчий вой — стая откликается. Нередко к нему обращаются чабаны — просят защитить стада.

- Однажды гоню по степи стаю — они-то меня слышат давно, да и я их уже вижу. И тут на нашем пути отара с чабаном — серые налетели и с ходу, уходя от меня, загрызли несколько голов! В другой раз у малонаселенного аула увидели следы детей на снегу, а за ними волчью стаю. Это легко отличить: вот звери принюхались, оценили расстояние и рванули галопом. Мы за ними и — о чудо! — дети как раз подошли к кошаре, за ними волки и мы. Отец-чабан жалуется: порезали серые полстада. Да коня мне не дал — на байгу его готовил. Я пешком за волками по степи — они без устали могут несколько десятков километров пройти, — объясняет Сергей Иванович. — Так и я молодой в день, бывало, проходил до 50 километров.

Случалось, волки окружали его в одиночку в лесу — мелькали тенями между деревьев, будто выжидая, пока патроны кончатся.

- Годы, опыт — все ерунда, когда ночью в лесу ты слышишь волчий вой: на голове волосы поднимают шапку! Этот страх сидит в генах, — объясняет человек леса.

Пастух гор — снежный барс — тоже нет-нет да попадается на глаза хранителю Алатау. Стрелять в краснокнижника нельзя.

- Однажды рабочий позвонил: дядь Сережа, меня кто-то не пускает, а кто именно, не пойму. Я велел парню не слезать с коня и помчался. Думал, рысь добычу поймала и сердится. Ба! Это же барс, молодой двухлетка, только начал сам охотиться. Пригнулся к земле и глазами играет — чисто кот перед прыжком. Я навел ствол, чтобы испугать. Барс поглядел и махнул на скалу, — смеется егерь.

***

Здесь день кончается быстро, и нам нужно успеть засветло обойти кормушки. Иваныч скользит взором по склонам: без бинокля видит, как вышла косуля с малышом, где из леса осторожно выплывают маралы. Показывает следы кабанов. Для нас — приключение. Для инспектора — рутинный тяжкий труд. Без любви к своему делу не справиться.